Встреча с помощником Новикова родила куда больше вопросов, чем было у меня прежде. А вот ответов практически не прибавилось. Кем же была та таинственная незнакомка, от встречи с которой начальник Белова так усердно открещивался? Положа руку на сердце, я сам был отнюдь не прочь встречу с ней повторить. Разве что при других обстоятельствах.

***

В принципе, я и без Белова знал, что меня долго держать в лазарете не будут и от силы через пару дней выпишут, чтобы на мое место положить другого. Но как только товарищ ушел, сестричка Марфа сразу засуетилась.

- Слышал, Гришка, велено тебя выписывать, ну давай, собирайся, я тебе костюм выстирала, нарядный пойдешь!

Я пожал плечами – велено, так велено. Тем более, от больничных стен я уже был готов впасть в тоску. Ну и чего тянуть – через каких-то полчаса я стоял одетый в костюм, который действительно оказался выстиран и даже поглажен. Следов крови на нем практически не осталось, на что, по словам сестрички она извела всю домашнюю соль.

Рубашку спасти не удалось, увы и ах, теперь она использовалась в качестве половой тряпки в лазарете. Но взамен Марфа притащила задрипанную рубашку своего сына, который воевал в составе РККА.

- Носи на здоровье! – она перекрестила меня и направила в добрый путь. – Хороший ты парень, Нафанин, а глаза у тебя такие необычные.

У медсестры по щеке даже скатилась слеза.

- Ваш сын обязательно вернется, к такой-то заботливой матери, – попытался я ее подбодрить, но она еще больше раскисла и убежала.

Пусть выплачется, плакать – это полезно для женщин. Надо же куда-то свои эмоции девать.

Я попрощался с последним «составом», пребывающим в лазарете, обновленным практически на сто процентов с момента моего здесь нахождения. Что сказать, стены эти каким-то образом позволили мне забыть о целом ворохе проблем, которые не только прежний Нафаня, но и уже я успели нахватать здесь.

я покинул лечебное учреждение. Не успел я пройти и сотню метров от выхода, как эта самая жизнь свалилась на меня всей своей возможной тяжестью. Не знаю, кому и каким образом стало известно о моей выписке, но неподалеку от выхода из лазарета я приметил пролетку. Сначала подумал прокатиться на извозчике до дома, благо копейки были в кармане. Но, увидев извозчика, сразу все понял – за мной итак приехали. Извозчик меня сразу заприметил и дружелюбно, зазывающе замахал рукой. Мол, иди сюда.

Я подошел к пролетке, кучер поспешил открыть дверь, я забрался внутрь, не успел и рта открыть, как меня ошарашили словами.

- Григорий, у меня к тебе серьезный разговор, – прошептала Лиза, одетая, как всегда, с безупречной изысканностью.

Она повернулась к извозчику и велела ехать. Пролетка тронулась. Я не знал, куда мы едем. Понимал, что меня действительно ждет не самый приятный разговор.

- Ну, для начала, может быть, здравствуй? Как ты себя чувствуешь, Гриша, как твои дела?

У меня в голове мелькали мысли, что, узнав о моем ранении, Лизка не станет отказываться от поездки в Америку на теплоходе, а папа ей наверняка обеспечит покупку билетов. И если уж совсем по-честному, я был бы отнюдь не против такого развития событий. Я-то что, обеими руками «за», зачем лишать человека мечт и счастья. Пудрить девчонке голову я не собирался, мне сейчас не до донжуанских походов и завоеваний. К тому же, как-то не по себе, что ей восемнадцать, а мне – три раза по столько же. Поэтому допустить, чтобы наши отношения куда-то переросли, я не мог. От того до последнего рассчитывал, что Лизка уже на половине пути в Штаты. Я же должен был остаться в Ростове и ради приличия отдать долг ее отцу, пусть эти деньги я и не занимал. Вроде как, мои мысли подтвердили следующие ее слова.

- Я купила билет, Гриш.

- Это правильное решение. Хорошей дороги… – ляпнул я не подумав, не веря своему счастью.

- Вот так – хорошей дороги? – она напряженно улыбнулась, перебирая складки платьица, потом подняла глаза и впилась в меня просящим взглядом. – Ты разве не хочешь меня остановить?

Я не нашел что ответить, поэтому промолчал, но и не отвел взгляд. Скажу ей, что хочу – так совру. Скажу, что нет, так тоже не буду предельно честен, потому что ехать я никуда не собирался. Не знаю, как это работало, но я не проникся к девушке теми же нежными чувствами, что и предыдущий владелец этого тела, они мне не передались. Подростковая любовь – такая штука, что как только Лизавета уедет через океан, то забудет обо мне. Ну пусть не сразу, но через пару месяцев. Встретит там моднявого американца, закрутит шуры-муры, и русский Ванька в моем лице ей будет уже без надобности. Глядя ей в глаза, полные слез, мне так и хотелось сказать - одумайся, дуреха, для тебя я далеко не самая лучшая партия. Только Лизавета хотела услышать другие слова.

- Вообще-то я купила билеты нам двоим, Гриш, – чуть слышно выдавила она, горло ей явно сдавливал подступивший ком.

Я мягко положил руку на ее плечо, поправляя пальцем длинные бархатистые волосы.

- Я не поеду. Общество во мне нуждается, наше государство молодое, представь, если все мужчины начнут отсюда бежать в поисках лучшей жизни, что тогда?

Появилось надежда, что Лиза услышала меня. Она закивала, несколько секунд сидела молча.

- Кто поможет моей тетушке Глаше, если белые вернутся?

Я попытался усилить достигнутый эффект, но она резко сбросила мою руку со своего плеча.

- Давно ты так заговорил?

- С тех пор, как сам оказался на волоске от смерти, – спокойно ответил я.

Она усмехнулась, резко повернулась к извозчику.

- Останови, Гриша выйдет!

Извозчик повиновался, остановил пролетку у обочины. Я не стал спорить и вышел, самое глупое – это пытаться возражать женщине, когда она на эмоциях, проходили – знаем. Сколько раз на подобные грабли наступал.

- Всего хорошего, Нафаня! – послышались последние слова Лизки, и пролетка резво тронулась прочь.

Глава 11

Я огляделся, чтобы понять, где это меня высадили. Понятно, улица Садовая, скамеечка кленовая... Примерно в паре сотен метров вниз по улице стояло то самое здание милиции, где меня развернули на входе. И если не подводило нынешнее стопроцентное зрение, то у входа сегодня стоял другой дежурный. Интересно, паренек, который уверял меня, что в донскую милицию нужны люди и сотрудников только так крошат урки, еще работает? Или быстро смекнул, что лучше бы такое счастье прошло мимо него и свалил? А так, Лизавета как знала, где останавливать пролетку — ну не случайно же это вышло? Женщины такие женщины, без мести никуда, решила, видимо, в отместку мою рану расковырять.

Вздохнул, понимая, что в ментовку мне не попасть. В Ростове уж точно, вот так и обламываются мечты. Ну ничего, Абрамович в свое время тоже вон мечтал учителем стать, и как-то не срослось. Поэтому расстраиваться не стоит.

Я развернулся и, сунув руки в карманы, побрел по Большой Садовой, поймав себя на мысли, что с наслаждением дышу свежим воздухом. Вроде и город, и улица центральная, а воздух такой чистый, аж голова кругом, будто где у горного озера.

Нынешнее мое положение выглядело отнюдь не ахти. Истек срок ультиматума, данный мне двумя товарищами милиционерами, взамен возник ультиматум новый — меня недвусмысленно попросили исчезнуть из города, причем не самые последние в Ростове люди. И дали для сматывания удочек совсем небольшой срок... Я оказался загнан в угол. Но хоть с Лизкой все порешали, вроде... Хотя если то, что она выперла меня из пролетки со слезами на глазах, можно считать решением проблемы. Ясность-то есть, но, полагаю, такой расклад отнюдь не понравится ее влиятельному папаше. Ну и Глаша вряд ли обрадуется, когда ее непутевый племянничек вернется с намерением и дальше сидеть на шее тетушки.

С Садовой я свернул при первой же возможности, предпочтя переулки и узкие улочки. Уж слишком много народу в городе на меня зуб точит, и рисково вот так посередине белого дня шастать.