— Как спалось, не икалось?

Хороший вопрос, как спалось. Спалось в подвале с крысой, под аккомпанемент двух алкашей и хозяйки Дуни, решившей залезть мне в трусы (кстати, блин, а Дуня эта в курсе вообще, что я теперь несовершеннолетний?). Понятное дело, рассказывать трактирщику о прошедшей ночи я не стал. А вот почему он решил, что мне икалось — решил уточнить.

— Тут заходили двое, — сухо сообщил Лифшиц.

Во как. С намеком, что эти двое заходили по мою душу, так? Если так, то быстро же они вышли на мой след... и дня на новом месте не отработал, как уже вычислили. Я насторожился, но показывать своей беспокойство трактирщику не стал. Сделал изумленно-придурковатое выражение лица, но спрашивать ничего не стал. Раз начал издалека заход, то вполне может попытаться взять меня на понт. Я-то ему под другим именем представился.

— Искали некого Гришку Нафаню, — продолжил трактирщик.

Лифшиц несколько секунд внимательно смотрел на меня, пытаясь раскусить, а потом уголки его губ, совершенно независимо от холодных глаз, медленно поползли вверх, изображая подобие улыбки.

— Не знаешь такого?

— Неа... — я попытался сыграть удивление и даже сделал вид, что припоминаю — нет ли Гришки Нафани среди моих знакомых. — Первый раз слышу.

Улыбка резко сошла с лица трактирщика, чему я даже оказался рад, не шла улыбка этому человеку, вот хоть тресни. С ней он напоминал нервнобольного героя американских боевиков. Вот-вот начнет палить в белый свет.

— И что эти люди хотели от Нафани? — я продолжал прикидываться, что ничего не понимаю.

— Как найдут его, так и будет понятно, что хотели, — Лифшиц пожал плечами. — Полагаю, что ничего хорошего.

Ясно. Понятно. Я, как болванчик, часто закивал.

— А вы им что сказали, вы сам этого Нафаню знаете?

Задавая этот вопрос, я уже соображал, переваривая услышанное — кому именно понадобилась моя персона и почему те, кто искали (сомнений в том, что это искавшие пили шиповник и курили у барной стойки, у меня не было), не дождались открытия. Хотя бы для того, чтобы меня найти. Но следующие слова Лифшица удовлетворили любопытство, по крайней мере, частично.

— Я сказал им, что у меня такие не работают, — трактирщик прищурился, закусив зубами нижнюю губу. — Не соврал?

— Вам виднее, — осторожно ответил я. — Но думаю, что этот Гришка Нафаня скажет вам спасибо, товарищ Лифшиц.

У меня даже не повернулся язык повторить, что никакого Нафани, ни Гришки, ни Мишки, я не знаю. Лифшиц вполне наглядно давал понять, что в курсе всего происходящего и он знает, что я тот самый Нафаня, которым интересовались с утра. Интересно, отчего он не стал меня закладывать, ему-то зачем прикрывать меня? Неужто народа сегодня на заставке не много? Понятного ответа, который бы устраивал мое любопытство, не нашлось.

— Будь осторожен, парень, этот Нафаня вляпался по самые щиколотки в крупные неприятности. И если сюда эти люди, скорее всего, больше не придут, то за пределами трактира они продолжат поиски, — закончил он.

Проговорив это, Лифшиц сделал громче граммофон и кивком показал мне, чтобы я заходил за барную стойку, чтобы забрать сегодняшние заказы. Поднимаясь со стула, я почувствовал, что весь взмок — несмотря на нежаркую погоду, рубашка прилипла к спине и в горле пересохло. Новости с утра так себе, отнюдь не оптимистические. Я думал, что у меня есть как минимум неделя на то, чтобы намазать лыжи и уйти в закат, но, похоже, нужно ускоряться. Слишком быстро на меня вышли. Почувствуй себя рок-звездой, блин... моя популярность в городе росла, как на дрожжах. Правда, есть предположение, что встреча с «поклонниками» закончится отнюдь не автографами. Хорошо, что на сегодня мне удалось переодеться и на доставку выйти не таким франтом, как вчера. Наверное, именно яркий костюм позволил так быстро меня вычислить. Как в воду глядел...

Мы зашли в подсобку, где были подготовлены заказы. Судя по количеству бутылок, число желающих выпить самогона отнюдь не убавилось. Не знаю, как трактирщик успевает стоять за барной стойкой и гонять столько самогона, да и знать, в принципе, не хочу.

— Ты сегодня как? — поинтересовался Лифшиц.

— От рассвета до заката. Поработать охота, надеюсь, вы не будете против?

Трактирщик не ответил, а открыл записную книжку и выдал мне несколько заказов. Я обратил внимание, что он не идет прямо по списку... к чему бы это? Да и пусть поступает как хочет, дело его, если бы Лифшиц хотел меня сдать, то сдал бы.

— Адреса запомнишь?

— Я лучше запишу, листок и ручку не одолжите? — попросил я.

— Вырви из блокнота.

Я вырвал лист, взял лежащую рядом ручку и записал на бумагу все адреса. Заказчиков сегодня было побольше, чем вчера, и я мог не запомнить все до одного номера домов и названия улиц. Неожиданно писать в новом теле оказалось неудобно. И это мне, за свою прежнюю жизнь исписавшему не одну тонну макулатуры отчетностей. Раньше ведь как было — все ручками, никаких тебе компьютеров... Поначалу, с непривычки, буквы выходили корявыми, рука водила ручку неуверенно. Однако уже со второй строчки дело пошло куда увереннее, все-таки навык письма — это как езда на велосипеде. Раз этому обучившись, дальше легко приобретенный навык вернуть, не разучишься.

Лифшиц все время, пока я переписывал адреса, смотрел за действом с явным интересом. Мне не сразу пришло в голову, что грамота по нынешним временам — не обыденность, а, скорее, исключение из правил. Тем более, у такой уличной шпаны, каким казался я. Пройдет немало времени, прежде чем большевики сделают советского человека образованным, и знание письма перестанет быть привилегией. Заострять внимание на интересе трактирщика я не стал. Умею и умею, в конце концов, писать — это не на голове ходить, мало ли, где я обучился грамоте. Да и сам Лифшиц ничего не спросил. Но галочку в уме, чтобы не светить навыками без надобности — я поставил, другой-то на месте трактирщика и заинтересоваться может.

Закончив, я взял авоську, в которую запихал с дюжину бутылок, и направился на сегодняшний маршрут, заверив трактирщика, что обязательно еще загляну за следующей порцией. Тот снова ничего не ответил, пошел менять пластинку на своем граммофоне. А я вышел из трактира и направился по первому адресу из списка. Настрой у меня с самого утра был боевой, а после того, как стало известно, что меня ищут, желание быстрее заработать необходимую сумму только усилилось. Надо будет стереть ноги по щиколотки, но заработать деньги — и всё тут.

Выйдя из трактира, я огляделся, несколько секунд постоял у входа, пытаясь понять, нет ли хвоста. Но никаких признаков слежки не заметил. Разве что в трактир уже заходили первые горожане. У кого-то утро начинается с кофе, а у кого-то, как у этих ребят — со стопочки горячительного для разгона. Судя по стабильному спросу, самогон у Лифшица был отменный.

Ну а дальше пошла работа, пришлось немало походить, выданные заказы имели адресатов далеко за пределами центра. Будь у меня шагомер, который в будущем найдет место в каждом мобильном, и, думаю, я бы увидел, что цифра пройденных шагов за день исчислялась бы в нескольких десятках тысяч. Почувствуй себя римским легионером во время марша...

Зато за этот день я познал Ростов-на-Дону во всей его красе. Как и в любом крупном городе, в Ростове существовала его «парадная» часть, которую при надобности показывали таким людям, как председатель ВЦИК Калинин. Мол, посмотрите, как все у нас чинно и красиво. А была часть «неофициальная», так называемая другая сторона медали, которая и была настоящим Ростовом. Нищета, разруха, обреченность... Я несколько раз ловил на себе взгляды местной шпаны, вроде бы, совсем не верхушка донского криминалитета, но повстречай таких где-нибудь в подворотне — и пиши пропало. Поэтому в подворотни я не заходил. Что подметил, так это довольно трепетное отношение к той работе, которую я выполнял. Из-за заветного звона стекла в авоське мне удалось избежать несколько конфликтов.

Один из них поджидал меня неподалеку от ростовского ипподрома. Сам ипподром в 1920-м году представлял довольно печальное зрелище — коннозаводство практически перестало существовать. Зато это место стало магнитом, куда стягивался местный криминалитет — скачки, несмотря ни на что, происходили с завидной регулярности. И тотализатор приносил организаторам хорошие бабки.